-0,88 
— У меня есть товарищ, любящий повторять фразу "все люди разные". Универсальная формула, позволяющая объяснить что угодно — от подлости до подвига. Первые лица бизнеса тоже разные, но, возможно, вы, Дмитрий Владимирович, видите нечто общее, позволившее вам стать тем, кто вы есть?
— Для начала надо разобраться с терминологией, понять, кого вы относите к этой категории.
— Акул капитализма, глав крупных отечественных компаний, людей из списка Forbes.
— Там много тех, кто нажил состояние в 90-е, а потом им управлял как инвестициями. И нет сегодня находящихся у руля крупных компаний, в том числе и государственных. Получается, что список Forbes — не совсем про лидеров бизнеса.
Как мне кажется, первая тридцатка рейтинга стабильна, на протяжении последних десятилетий в нее входят одни и те же лица. А вот места начиная с 50-го и далее пребывают в постоянном движении. Среди средней части списка много тех, кто создавал капитал, а потом терял его.
Есть и двигавшиеся к своей строчке поэтапно — медленно и верно. Но и среди них лишь несколько человек, чьи судьбы схожи с моей: менеджеры, ставшие состоятельными людьми через управление компаниями. Однако и у нас у всех пути были разными.
— Значит, ничего общего?
— Повторяю, я и мне подобные — не владельцы бизнеса, мы ответственны перед собственниками за результат. Акционеры постоянно тестируют нас, проверяя, удается ли нам достигнуть того, чего ждут.
Когда глава "Новатэка" Леонид Михельсон десять лет назад приобрел контрольный пакет "Сибура", он предпочел ничего не ломать, позволив менеджменту компании проявить себя, показать профпригодность. Судя по тому, что мы до сих пор работаем вместе, тест был сдан, хотя нас продолжают проверять, ставя новые задачи и оценивая их реализацию. И полагаю, это абсолютно логично и правильно
— Это типичная ситуация, когда новый владелец сохраняет прежнюю команду?
— Пожалуй, исключение. Но, на мой взгляд, оно было заложено историей компании и целями, поставленными акционерами. Созданный еще в середине 90-х годов "Сибур" долго не рассматривался как перспективный актив, способный приносить деньги. В начале нулевых он был головной болью "Газпрома", а потом еще вчера никого не интересовавшая компания попала в руки акционеров, которые решили создать успешный и устойчивый даже по глобальным меркам нефтехимический проект. С этого момента все изменилось, начался совершенно иной бизнес.
— Вас в "Сибур" пригласил Александр Дюков, нынешний глава "Газпром нефти"?
— Дело было как. Я был руководителем блока корпоративных финансов в банке "Траст". Мой клиент попал в крупный конфликт, связанный с реструктуризацией корпоративного владения, и нанял людей, которые помогали ему разрешить ситуацию. Я контактировал с членами этой команды, а с одним, позже приглашенным Александром Дюковым в "Сибур", у нас по ходу этой работы сложились приятельские отношения. Когда понадобился специалист с моим управленческим опытом, мой товарищ представил меня Дюкову, и я получил предложение о работе. Согласием ответил не сразу. Не люблю вспоминать эту историю…
Дело в том, что "Траст" входил в систему банка "Менатеп". И со стороны все выглядело так, будто я не соглашался переходить в "Сибур", пока не случились проблемы у Лебедева и Ходорковского
— Типа сбежали с тонущего корабля?
— Хронологически события совпали, но на деле все было иначе. Из банка меня заставило уйти серьезное разногласие с крупными бывшими акционерами "Траста", ныне проживающими в Лондоне. Я владел относительно небольшим процентом акций, которые у меня потом и выкупили эти акционеры. Кстати, средства, вырученные от продажи пакета "Траста", стали для меня серьезной финансовой поддержкой на первом этапе работы в "Сибуре", где мои заработки поначалу были весьма скромными.
— С Ходорковским в "Трасте" вы контактировали?
— Пересекался и с ним, и с Лебедевым как с клиентами, но в ближний круг не входил. Моим непосредственным руководителем был Илья Юров.
Уходить я надумал в конце лета 2003-го и, решая, куда именно, рассматривал известные мне компании, в том числе из списка своих банковских клиентов. В итоге выбрал "Сибур", потому что видел уникальность и потенциал холдинга, с другой стороны, зная ужасное состояние, в котором он находится, не боялся рисковать — сделать хуже было невозможно. Как говорится, дно пробили снизу.
— При этом о нефтехимии вы имели весьма относительное представление?
— Ровным счетом никакого. Но меня брали для решения вопросов, которые я знал, а именно — реструктуризации активов и выпрямления корпоративной структуры. Кроме того, предстояло разобраться с долгом "Газпрому", понять его масштаб и найти пути урегулирования.
— О какой сумме шла речь?
— Около двух с половиной миллиардов долларов. Притом что 2002-й "Сибур" закончил с нулевой условной EBITDA. Два предыдущих года выдались невероятно тяжелыми для всей нефтехимической отрасли. Если посмотреть в архивах разницу между стоимостью сырья и готовой продукции, станет очевидно, что так плохо, как тогда, не было никогда в последующие 20 лет. И в предыдущие, кстати, тоже.
Приобретенные активы "Сибура" требовали денег на восстановление и развитие. Где их взять, если занимать больше нельзя? Ведь немалые суммы уже одолжили под саму покупку. "Сибур" реально был банкротом.
— То, что вы успели пройти обучение по программе MBA, сыграло роль в вашем трудоустройстве?
— 11 месяцев обучения в Швейцарии, безусловно, не прошли даром. Я много работал в разных финансовых направлениях и в какой-то момент поддался иллюзии, решив, что уже неплохо разбираюсь в жизни. Программа MBA позволила увидеть то, чего не знал, загрузив кругозор набором сведений и перспектив, необходимых руководителю. Условно говоря, в бизнес-школе обязывают выучить кандидатский минимум, получить представление обо всех составляющих, так или иначе входящих в сферу деятельности конкретного предприятия. Оказалось, я многого не знал, не представлял, что мир гораздо шире моих представлений о нем.
Еще один полезный урок, усвоенный в бизнес-школе, — уважение к мнению тех, кто работает рядом. Без этого нельзя двигаться вперед. В процессе обсуждения заданных тем следовало непременно достичь договоренности с коллегами, в противном случае тебе в буквальном смысле не разрешали идти спать. Организаторы специально сталкивали лбами максимально неудобных друг другу участников, например китайца-интроверта с суперактивным и общительным португальцем. Класс из 84 студентов разбили на группы по семь человек, каждый месяц состав менялся, и нужно было начинать заново выстраивать отношения и находить общий язык.
— Вы сами захотели поехать на учебу или работодатели командировали?
— К GMAT — вступительному экзамену в бизнес-школу — я готовился в непростой для себя момент. В кризис 1998-го инвестиционно-банковская группа "Ренессанс" за три дня уволила значительную часть сотрудников. В том числе и я попал под раздачу. Сейчас рассказываю об этой истории не без гордости, поскольку спустя три месяца получил предложение вернуться, подкрепленное обещанием платить больше денег. Но я твердо сказал "нет". Решил, что хочу получить опцию работы не в России и выйти из узкой трейдерской специализации. И продолжил подготовку к экзамену в МВА.
— Это ведь дорогая история?
— Безусловно, но мне частично повезло: швейцарский франк в тот кризисный год рухнул, а я хранил сбережения в долларах, поэтому выиграл на разнице курсов.
Когда в очередной раз приехал в Москву, меня перехватили акционеры "Траста": "Давай к нам!" В середине 2000 года уже было видно, что экономические процессы в России развиваются позитивно, и я решил вернуться на родину, поскольку здесь мне предлагали более интересную и перспективную с точки зрения будущей карьеры работу. Поэтому возвращался осознанно.
Тем не менее записался на ряд собеседований. В том числе в международную консалтинговую компанию McKinsey&Company. По его итогам получил приглашение и… отказался. И на интервью шел из любопытства, хотел посмотреть, как все проходит.
Справедливости ради скажу, что не всем экзаменаторам я понравился, двое отметили: "Все хорошо, но очень уж скучный".
— Восприняли это как оскорбление или комплимент?
— Не в первый раз сталкивался с подобным мнением на свой счет. Впервые услышал нечто подобное в 90-е при попытке трудоустроиться в лондонский банк. Дошел до последнего тура, выдержав 16 интервью за два дня. Финальный раунд призван был показать, как окружающие люди воспринимают соискателя, видят ли в нем достойного партнера.
И тут оказалось, что многие нашли меня слишком нудным. Характеристика звучала примерно так: "Нормальный парень, но не для нас"
— Ваша самооценка от этого пострадала?
— Да, пережил неприятные минуты, не скрою. В МВА после похожего интервью счет оказался 4:2 в мою пользу. К тому времени меня уже совершенно не волновало, кто и что сказал.
— Но это был справедливый приговор, на ваш взгляд?
— Думаю, на момент лондонского собеседования — да. Представьте, 26-летний юноша, получивший некий опыт работы в российских банках, попадет на кастинг к агрессивным, с глобальным подходом к жизни и столь же масштабными амбициями западным финансистам. Помимо прочего, они были весьма состоятельны материально — в середине 90-х годов управляющие партнеры крупных банков получали очень существенные деньги: миллионы долларов в год.
И вот перед ними сидит московский юноша с ограниченным кругозором, правда, неплохо владеющий разговорным английским, но не очень хорошо понимающий бизнес-язык. Они оценивали, смогу ли я стать одним из них… Наверное, шансов пройти в тот момент фильтр у меня было немного.
Вердикт, данный лондонскими банкирами с высоты их колокольни, наверное, можно считать справедливым — с точки зрения именно их сообщества.
— Ощущение бедного родственника сильно мешало вам в жизни?
— У меня его нет. А в том конкретном случае скорее не бедного родственника, а местечкового, провинциала. Люди решали глобальные вопросы, в то время как я приторговывал по мелочи. Масштаб принципиально иной. Если я проводил сделки на пять миллионов долларов в день, то они — на миллиарды. Я торговал пятью никому не известными за рубежом активными в России эмитентами, а они — пакетом DaimlerChrysler. Я сидел на очень ограниченном рынке, но до определенного момента, не имея возможности сравнивать, считал, что являюсь центром Вселенной.
— Пока вам не дали понять, где ваше место?
— Вежливо выразили сомнение, мол, мы не уверены, что с подобным опытом сможете рассчитывать на нечто большее и будете успешны в решении глобальных задач.
— Но этот скепсис, наверное, касался не только вас, а российского рынка в целом...
— Не думаю, в 90-е в мире любили Россию. Ее воспринимали как страну, не утратившую величие и мощь Советского Союза и при этом имеющую в потенциале демократическую рыночную перспективу.
— Мы с вами словно в фильме "Назад в будущее": вместо того, чтобы идти в разговоре вперед, отматываем пленку назад. Впору спросить о вашей учебе в МГИМО. Это был осознанный выбор?
— Скорее соревновательный. Я из семьи потомственных геологов и геодезистов. Мама работала специалистом в Институте высоких температур Академии наук, папа был картографом-геодезистом, много ездил по стране. А за два года до моего поступления в МГИМО отправился в Гвинею, где проработал в общей сложности лет шесть, искал там месторождения золота и бокситов. Подрядился на контракт через "Зарубежгеологию". Не то чтобы мы едва сводили концы с концами, но родители понимали: если есть возможность заработать больше, ею не стоит пренебрегать.
— Где геологи, там романтика? Палатка, гитара, костер и песни до утра...
— У меня другие ассоциации: например, теодолиты — такие измерительные приборы — на плечах бывших зэков в Мурманской области. Как-то во время летних каникул я поехал в геодезическую экспедицию на Кольский полуостров и попал в компанию к интересным и странным людям, которых в Москве никогда не встречал. Они выглядели иначе, говорили и думали по-другому… Мне, старшекласснику, было интересно и необычно. Мы вместе таскали оборудование с места на место. Заработанные деньги, вернувшись домой, я отдал в семейную копилку.
Такие же новые и неожиданные впечатления о людях я вынес, отслужив в армии. Там и пришло понимание, что о нашей необъятной стране нельзя судить по столичной школе или подмосковному пионерлагерю
— Школа у вас была блатная?
— Приличная. Я хорошо себя показал на предварительном экзамене. Мы жили около зоопарка на Большой Грузинской, а учиться пришлось не по месту жительства, как было положено. Английская спецшкола, куда меня взяли, находилась на Кутузовском проспекте, и там преобладали дети из привилегированных семей — в основном сотрудников МИД, иностранных посольств.
Возможность ездить за рубеж, особенно в капиталистические страны, считалась в те времена большой привилегией, и знание иностранного языка считалось отдельной профессией. Мои одноклассники пользовались козырем в полной мере, я же был лишен его и невольно стал задумываться, в чем суть различий между нами, как и где заработать этот бонус.
Даже для подростка стала очевидной прямая взаимосвязь между знанием языков и перспективой заняться интересной работой, где и международные отношения, и экономика. Так на пороге седьмого класса передо мной в качестве цели, к которой надо стремиться, возник МГИМО. Я увлекся экономической географией, налег на английский. Родители меня поддерживали, но предупредили, что гарантировать поступление не смогут, нет у них таких связей и возможностей, а значит, я должен рассчитывать на свои силы. С того момента начал воспринимать процесс подготовки как соревнование и, одержимый подростковым упрямством, других вариантов не рассматривал: только МГИМО!
— А когда вы впервые попали за кордон?
— В 1980-м. Маме предоставили путевку в Болгарию… Почти ничего не запомнил из поездки, за исключением того, что советские дети объединились против немецких ровесников, и мы постоянно дрались. К счастью, домой все вернулись живыми и невредимыми.
Спустя пару лет семьей съездили в Восточную Германию, где жили институтские друзья родителей. Вот, собственно, и весь мой заграничный опыт до МГИМО.
Поступил я на вечернее отделение. Папа брал дополнительную работу, переводя с английского техническую литературу, мама перепечатывала его рукописи. Я считал долгом приносить свою копейку в семейный бюджет, что-то делать кроме учебы.
На вечернее отделение брали лишь тех, кто работал в сфере внешней торговли. Такое было обязательное условие. Я смог устроиться в фирму "Экспортсамоцветы", попросив указать в трудовой книжке солидную должность. В итоге стал называться специалистом упаковочного направления, фактически же занимался тем, что готовил к отправке изделия из самоцветов и полудрагоценных камней. Например, оборачивал вазу из нефрита ватой, укладывал в красивую коробку, которую потом заколачивал в ящик.
В 1988-м я оказался в армии. Так называемый горбачевский призыв, когда под ружье ставили всех, включая студентов дневного отделения. Их, правда, спустя 12 месяцев вернули по домам, а я остался служить на второй год. Попал в Баку и в полный рост застал армяно-азербайджанский конфликт, разгоревшийся в том году вокруг Нагорного Карабаха. Когда прибыл к месту расположения части, в Баку уже ввели военное положение. А через какое-то время начались реальные боевые действия...
Несколько лет назад был в Азербайджане и специально заехал посмотреть на места, где служил. Город сильно изменился, почти вся дорога из центра к части застроена современными зданиями. А вот сама часть выглядит практически как раньше. Она стояла на берегу моря, а мимо шла дорога, по которой в Баку в январе 1990-го входили танки...
Хорошо помню, как во время утреннего построения с горы начали стрелять сторонники Народного фронта и серьезно ранили двух солдат — их потом комиссовали. Или то, как мы, вооруженные автоматами, несколько дней подряд вывозили на грузовиках из Баку офицерские семьи, по сути, эвакуировали из охваченного погромами города
Пуля, в принципе, могла прилететь из любого окна, азербайджанские националисты, зачищавшие столицу республики от армян, заодно избавлялись и от русских.
На дороге к нашей части были выстроены баррикады, мятежники надеялись остановить танки, но это им не помогло...
Откровенно говоря, не самые приятные воспоминания.
Впрочем, испытания начались еще с учебки. В первую очередь психологического свойства. На гражданке я жил, руководствуясь правилом: сначала думаю, потом делаю. Здесь же пришлось перестраиваться и выполнять приказы, не включая голову. Потом при желании можно было и поразмышлять над смыслами, даже высказать свое мнение, но только если спросят. Армейская школа учит иному отношению к жизни. Хотя слово "учеба", наверное, не самое правильное определение для этой системы.
— Сталкивались с дедовщиной?
— Все было цивилизованно, хотя и очень жестко. Исключалось любое проявление неповиновения. И самым эффективным способом в достижении результата оказалась коллективная ответственность за проступки, допущенные кем-то из сослуживцев.
Например, сидим мы в 30-градусную жару в прохладном кондиционированном классе, занимаемся. Вдруг кто-то начинает болтать, отвлекая других. Нарушителю дисциплины делают замечание. Если с первого раза не помогает, взвод заставляют подняться, взять в руки табуретки, положить на них учебники и продолжать занятия стоя. Иногда и это не действовало. Тогда всех солдат, кроме того, что провинился, выводили на улицу, под палящее солнце, и заставляли бежать кросс три километра. В гору и обратно. После такой пробежки давали возможность пообщаться с болтуном…
Практика показывает, что это самое действенное средство добиться идеальной дисциплины.
— И вы попадали в такую историю?
— Поначалу да. Но я рациональный человек и быстро понял, что к чему. Табуретки оказалось достаточно.
— Два года в армии считаете потерянным временем?
Нет, эта история оказалась для меня полезной. Ничуть не хуже МВА помогла расширить сознание и понять смысл самодисциплины, которая учит сориентироваться в чужой среде, где ты один из многих, и подняться наверх. Возможно, если бы не интегрировался в армейскую жизнь, считал бы ее неудавшимся эпизодом в жизни
Но я служил на капитанской должности, получал сержантскую зарплату. Когда оставался в дежурке, контролировал соблюдение внутреннего порядка, имел доступ к коммутатору и даже мог позвонить домой.
Во время очередного призыва на службу мне доверили привезти в часть пополнение из Бреста. Требовалось отобрать в местном военкомате пять призывников и доставить в Баку. Меня напутствовали: бери самых достойных. Я отнесся к задаче максимально серьезно: первую команду полностью забраковал и добился, чтобы мне заменили ее на новых бойцов.
В поезде думал лишь об одном: что со мной сделают, если кто-нибудь потеряется по дороге. Добрались нормально, и через какое-то время мне поручили сопровождать из Бреста группу уже из 22 человек. Это был тяжелый эксперимент, но и в этот раз обошлось без происшествий.
Впрочем, случались и срывы. Как-то поспорил со старшим лейтенантом. А потом во время его дежурства проспал подъем, что было воспринято им как проявление крайней степени неуважения. Офицер настоял, чтобы меня разжаловали в младшие сержанты, лишили лычки на погонах. Затем снова стал сержантом, но до старшины, правда, из-за этого инцидента не дотянул.
— Дембельский альбом сделали?
— Нет, посчитал моветоном. Эстетически был от этого далек.
— После армии вернулись на вечернее отделение?
— Поставил цель продолжить учебу на дневном. Возможно, лишний год в армии заставил форсировать события и добиваться перевода. Что-то во мне изменилось.
Честно говоря, в 1990-м, когда вернулся в Москву, не уловил, что поменялась и страна, и ее экономика. Продолжал двигаться в советском тренде, считая основой дальнейшего успеха хорошее образование. А для преуспевания уже требовалось другое...
К тому же в МГИМО много занимался спортом, совмещая его с учебой. Может, из-за этого даже недобрал какое-то количество академических часов, например по французскому языку…
— Какой у вас рост?
— Метр 90. Особых данных, чтобы стать профессиональным спортсменом, не было. Но баскетбол я полюбил с детства, в десять лет пошел в спортшколу, правда, надолго в ней не задержался, сконцентрировавшись на общеобразовательной. В МГИМО продолжил играть. В студенческом первенстве Москвы мы смогли пройти путь от третьей до первой лиги, и даже после выпуска я еще один сезон выступал за институтскую команду.
Пока не случилась история с пандемией, старался два-три раза в неделю выходить на баскетбольную площадку. После карантина никак не войду в прежний ритм, но, надеюсь, в ближайшее время вернемся к тренировкам и играм.
— Вы ведь давний поклонник ЦСКА?
— Папа был очень активным болельщиком клуба по всем видам спорта. Поэтому мой выбор предопределился с детства. Хотя я не такой страстный фанат ЦСКА. Скажем, почти равнодушен к хоккею, на футбольные матчи и прежде ходил редко, потом совсем перестал. Сначала не хватало времени, а после берлинского инцидента обиделась и отказалась посещать игры жена. И я вслед за ней стал бывать на баскетболе реже и реже.
— Давайте напомним. Не все ведь в курсе случившегося во время финального матча Евролиги в 2016-м…
— В ходе решающей игры между московским ЦСКА и стамбульским "Фенербахче" в Берлине (что важно из-за особого положения турок в этом городе) произошел неприятный инцидент. Мы с Катариной, моей женой, сидели в первом ряду, буквально у площадки. В какой-то момент игрок "Фенербахче" Никола Калинич потерял равновесие и начал заваливаться в нашу сторону. Куда именно он летел, понять было сложно, но создавалось впечатление, что баскетболист хотел врезаться в кого-нибудь из российских болельщиков. Не исключаю — он осознанно метил в Катарину, которая была одета в платье цветов нашего триколора.
Я вскочил, успел сделать шаг вперед и, честно сказать, на эмоциях от игры оттолкнул Калинича так, чтобы тот изменил траекторию и не задел мою жену. В итоге он выскочил на ступеньки, развернулся, бросился ко мне и начал тыкать пальцем. Потом я узнал, что у него чуть ли не с детства в лице изъян — перекошен рот. Когда он стал что-то выкрикивать в мой адрес, выглядело это странно. Я резко отбросил его руку, чтобы не размахивал у меня перед носом.
К конфликту подключился президент Единой лиги ВТБ Сергей Кущенко, словесно выразив неудовольствие поведением Калинича и слегка направив его в сторону скамейки "Фенербахче": мол, иди к своим, получай ценные тактические указания тренера.
В зале накалилась атмосфера, трибуны загудели, арбитры увели команды в раздевалки, в нашем секторе немного потолкались зрители, появилась полиция.
В общем, энергия фанатов искала выход.
Надо сказать, в том году мы с Катариной не собирались на "Финал четырех". С пересадкой летели во Францию, по дороге узнали, что ЦСКА выиграл полуфинал, и решили задержаться в Германии, чтобы посмотреть матч. А фартовое платье цветов триколора с одного из прошлых финалов Катарине специально привезли из Москвы.
ЦСКА победил. Правда, потом люди, близкие к клубу, стали говорить, что из-за нашей стычки команда чуть не уступила в финале, и это обвинение сильно задело Катарину. И наконец, нас хорошо прополоскали в социальных сетях, обозвав Сергея Кущенко братком с пистолетом, меня — олигархом и ворюгой, а Катарину — девушкой с низкой социальной ответственностью
— Вы все это читали? Склонны к мазохизму, Дмитрий Владимирович?
— Даже в негативных комментариях есть что-то показательное. Срез отношений общества.
— Какой вывод сделали из той истории?
— Что случилось, то случилось. По предложению ЦСКА написал Калиничу сообщение, которое можно было интерпретировать как извинение. Дескать, сожалею, что это произошло. Трактовка двоякая: с одной стороны, sorry, с другой — сам виноват в случившемся.
Правда, меня однозначно поддержала женская аудитория, оценив, что я не мог не встать на защиту жены. Евролига дисквалифицировала нас с Кущенко на сезон, разрешив посещать только домашние матчи ЦСКА, но потом неожиданно допустила на следующий "Финал четырех" в Стамбуле. Видимо, давая добро, представители Евролиги надеялись, что мы не решимся туда ехать. Но нет! Турки, увидев меня среди болельщиков и узнав, начали кидать с трибун пластиковые бутылки, бумагу, скомканные плакаты и даже купюры. Неприятный инцидент произошел на улице, когда ехавший мимо турок остановил машину и стал выкрикивать оскорбления. Дальше слов дело не пошло. Я был с охраной, которую дал знакомый турецкий предприниматель, узнав, что еду в Стамбул…
— Отвлечемся от баскетбола, вернемся в "Сибур". Правильно понимаю, что к моменту перехода вы занимали должности на уровне менеджера среднего звена?
— Чуть выше.
— А тут — сразу из грязи в князи.
— Моя карьера до "Сибура" была гораздо менее успешной, как и история "Сибура" до знакомства со мной. Можно сказать, мы росли вместе. Я получил возможность погрузиться в интересную и глубокую работу, "Сибур" постоянно подбрасывал задачи, решая которые, я стремительно развивался.
— Это лотерейный билет?
— В прошлом году мы с женой отмечали 18-летие нашего знакомства. Ужинали с двумя старыми друзьями. Один из них сказал фразу, что Катарина поддерживает меня, не только обеспечивая крепкий тыл, но и положительно влияя во всех смыслах. "Когда говорят, что ты вытащил выигрышный билет, обычно подразумевают работу, однако по-настоящему судьба улыбнулась тебе, подарив встречу с этой женщиной".
Стечение обстоятельств, которое помогло мне попасть в "Сибур", наверное, можно назвать удачей. Попади я в устоявшуюся компанию, такой крутой управленческий подъем вряд ли случился бы. Я вошел, что называется, в нужный момент. Но и сам вложился, вытянул
Историю всегда нужно описывать с двух точек зрения. Нельзя все сводить только к везению. Труд управленца требует постоянного подтверждения потенциала: справляешься или нет.
— Когда у вас появились реально большие личные деньги?
— Знаете, все в жизни относительно. Для одного и 100 тысяч рублей — огромная сумма, для другого и десяток миллионов долларов — копейки…
— А если без крайностей?
— Крупные премии за удачную работу начали платить с 2006-го, когда акционером "Сибура" еще оставался Газпромбанк. Наши финансовые показатели стали расти, и банком была построена система мотивации, которая позволила большому числу менеджеров — порядка 100 человек — получать солидные суммы за каждый удачный год. Мои материальные возможности существенно выросли.
С первого большого бонуса купил в центре Москвы квартиру. Около 200 квадратных метров. Потом, правда, мы перебрались в другое жилье, а эту держали как запасной вариант. Сейчас актуальность пропала, хотим продать.
— Головокружение от успехов было?
— Жена считает, что да.
— В чем оно проявлялось?
— На взгляд Катарины, в том, что временами я вел себя дома как на работе: управлял. Но я дисконтирую такое прочтение ситуации женой. Наверняка какие-то изменения поведения имели место, но не до степени съезда крыши.
Знаю по себе и вижу по другим: набольшее саморазвитие происходит, когда сталкиваешься с неудачей и вылезаешь из нее. Невероятно тяжелой выдалась первая половина 2009 года: напряжение возникло на всех фронтах — в отношениях с сомневающимися на фоне рыночной ситуации акционерами, в финансах, в необходимости продолжать реализовывать проекты… Держа круговую оборону, я и вырос, наверное.
В 2010-м появился новый акционер — Леонид Михельсон. Первые годы общения в силу разных стилей работы и взглядов оказались непростыми и для него, и для меня. Леонид Викторович, построивший "Новатэк", управлявший им и знавший компанию в мельчайших деталях, полагаю, имел право не принимать на веру суждения менеджмента. Но с таким подходом много сил и времени сначала терялось в обсуждениях, в том числе в попытках убедить Леонида Викторовича в специфике и сложности бизнеса.
— Михельсон принимает оппонирование?
— В основном, готов судить по себе. Да, принимает. Хотя в дискуссиях форсирует голос — такая особенность у человека. Были моменты, когда мы оба не могли продолжать общение и требовалось время, чтобы отойти от эмоций. После чего возвращались и разговаривали дальше.
Леониду Викторовичу есть чем гордиться. "Сибур", мне кажется, тоже в этом списке. Акционеру нравится, что удалось сделать успешную компанию, не занимаясь управлением, а ставя нам цели. Но поначалу это не всегда работало. Приходилось объяснять свою точку зрения, отстаивать ее.
У Михельсона собственный длинный и яркий путь успеха, алгоритм его достижения. "Новатэк" создан, выращен им с нуля. Как СEO он лично участвует в принятии всех важных решений. В "Сибуре" Леонид Викторович осознанно выбрал роль финансового инвестора, председателя совета директоров, а в этой модели подавляющее большинство решений лежит на менеджменте.
Повторяю, выстраивание схемы было непростым и небыстрым.
Думаю, Михельсон не пытался меня сломать. Скорее, в тот момент он недостаточно доверял возможности иного подхода, Леонид Викторович к этому не привык. Большие и успешные руководители имеют тенденцию поддавливать. Если не сопротивляешься, дожимают…
Полагаю, сейчас Михельсон ценит, что у меня есть свой взгляд и я в состоянии его донести. Если акционер со мной не согласен, пытается переубедить или, что случается реже, отходит в сторону: делайте как знаете.
Этот опыт был ценен для нас обоих, для меня — точно.
— Спрашивая о головокружении, я подразумевал не только высокий статус в компании, но и ощущения от встречи с большими деньгами.
— Уже ответил вам на этот вопрос. Значительная часть суммы, приписываемая мне журналом Forbes, вложена в акции "Сибура", после продажи определенного пакета китайцам они стали приносить дивиденды. До этого момента вместо прибыли был долг за их покупку, его предстояло закрыть. Но, подчеркиваю, свои 500–600 миллионов долларов, если ориентироваться на цифру в рейтинге, я никогда не видел. Они внутри "Сибура".
Многое ли могу себе позволить? Пожалуй. Деньги не считаю, но трачу экономно. Жена действует свободнее, справляясь за нас обоих. Хотя тоже ведет себя без светского фанатизма. В основном все траты Катарины вполне разумны.
Если уж говорить о головокружении от успехов и крыше, которую могло снести, надо откатиться почти на 20 лет назад. Наибольшая угроза поджидала меня в 2001-м: с точки зрения lifestyle тот год резко отличался от всей предыдущей жизни. Появилось на порядок больше денег — я получал несколько десятков тысяч долларов в месяц. Плюс акции и премии в конце года. Для начала нулевых — очень неплохо.
Москва тоже заметно отличалась от города, из которого я уезжал на учебу в МВА в Швейцарию: теперь она кипела бурной ресторанной и клубной жизнью. Сегодня пьяный за рулем — редкая история, а два десятилетия назад нетрезвые водители встречались сплошь и рядом. Это никого особо не удивляло…
Словом, в 2001-м на Большой Грузинской улице со мной приключился крайне неприятный эпизод, заставивший переосмыслить некоторые взгля
Дополнительная информация
- Источник: ТАСС
Идет загрузка следующего нового материала
Это был последний самый новый материал в разделе "Downstream"
Материалов нет
