«Нефтяное проклятие» по-азербайджански: или ишак, или падишах

Преодоление структурных диспропорций азербайджанской экономики зависит не только от решений Баку, но и от отношений с соседними странами.

Свой очередной срок (досрочно начавшийся весной этого года) во главе Азербайджана президент Ильхам Алиев хотел бы видеть временем реальных успехов в диверсификации экономики страны. Первые достижения в сокращении зависимости от нефтегазового сектора в Азербайджане действительно налицо, а восстановление цен на нефть создает определенную подушку безопасности, препятствуя радикальным мерам экономической стабилизации наподобие очередной девальвации национальной валюты. Но задача ухода от «нефтяного проклятия» для Азербайджана не имеет четкого горизонта во времени: даже если Алиев будет править пожизненно, существующие структурные диспропорции в экономике страны едва ли удастся преодолеть без ответа на вопрос, каково ее место в стремительно меняющейся мировой экономической системе. Потенциал азербайджанской экономики не слишком велик, перспективы быстрого роста и диверсификации во многом зависят от отношений с соседями. А они по-прежнему оставляют желать лучшего.

Диверсификация по кейнсианскому учебнику

Макроэкономические показатели первого полугодия свидетельствуют о том, что кризис, резко ударивший по экономике Азербайджана в 2015-2016 годах, в целом позади. В январе – июне 2018 года ВВП Азербайджана показал рост на 1,3%, хотя за тот же период годом ранее экономика упала на 1,3%; промышленное производство увеличилось на 1% против падения на 5,5% за первые 6 месяцев 2017 года (при этом темпы роста ненефтяной промышленности увеличились вдвое – с 4,4% до 8,8%). Официальная инфляция в первом полугодии составила 3% против 13,9% в январе – июне 2017 года, положительное сальдо экспорта выросло более чем вдвое – с $1,86 млрд до $4,2 млрд, общий объем инвестиций увеличился примерно в 1,5 раза – с $4 млрд до $6 млрд. Курс азербайджанской валюты на протяжении последнего года оставался стабильным – 1,7 маната за $1.

«Мы должны сделать так, чтобы экономика Азербайджана проявила себя в будущем как долгосрочная, устойчивая экономика, чтобы зависимость от нефти и газа сократилась, чтобы стремительно продолжалось развитие ненефтяного сектора», – заявил недавно Алиев на заседании правительства страны по итогам социально-экономического развития в первом полугодии.

Для углубления диверсификации экономики Азербайджан использует инструменты, давно зарекомендовавшие себя в других странах: бюджетные инвестиции в инфраструктуру, поддержку экспортеров несырьевой продукции, льготное кредитование приоритетных секторов, повышение качества работы государственных институтов и т. д.

Вполне стандартный кейнсианский набор. В значительной степени эти меры были спровоцированы последней волной падения цен на нефть, которая сразу же ударила по экономике Азербайджана, вызвав двукратную девальвацию маната (до этого за один доллар давали 1,28 маната) и ускорив инфляцию. В частности, дополнительные меры по поощрению экспорта ненефтяной продукции были введены в начале 2016 года, когда цены на нефть находились на минимальном уровне. Базовая сумма выплат экспортерам составляет 3% от таможенной стоимости задекларированного товара, с начала действия этого механизма предпринимателям было выплачено 5,3 млн манатов.

Для стимулирования внутренних инвестиций в несырьевой сектор азербайджанские власти избрали приоритетным форматом различные типы зон ускоренного развития экономики – это еще одна мера, позволяющая сочетать вложения в инфраструктуру и концентрацию ресурсов. В сфере АПК делается акцент на создании агропарков – в настоящее время их всего четыре, но до конца года Алиев анонсировал ввод в эксплуатацию еще 14 подобных объектов. Всего в Азербайджане планируется создать 45 агропарков.

Число резидентов в промышленных парках Азербайджана приближается к полусотне, общая стоимость проектов, реализованных и намеченных к реализации в них, составляет $3,6 млрд, из них $2,6 млрд уже вложены. Приоритетным направлением является создание производств глубокой переработки углеводородного сырья. Из свежих примеров – два новых крупных предприятия в Сумгайытском специализированном парке. Готовящиеся к вводу в строй завод полимеров и завод азотных удобрений национальной нефтегазовой компании SOCAR, как заявил Алиев на недавнем заседании правительства, должны полностью обеспечить своей продукцией внутренний рынок.

Неизбежный дамоклов меч

«После кризиса, вызванного снижением цен на нефть, правительство начало проведение комплекса реформ с целью развития ненефтяного сектора и стимулирования экспорта ненефтяной продукции. Определенные положительные моменты это принесло. В частности, ненефтяной сектор вновь стал основным драйвером экономического роста», – отмечает азербайджанский эксперт Анар Азизов, главный редактор агентства «Интерфакс-Азербайджан», приводя ряд показателей последних лет. Экспорт ненефтяной продукции Азербайджана в 2017 году вырос на 27% после спада на 16% в 2016 году, а в первом полугодии 2018 года рост ненефтяного экспорта составил 20%.

«Сейчас главная задача – углублять реформы для улучшения бизнес-среды. Прежде всего это касается таможенно-налоговой системы, где планируются широкомасштабные реформы. По замыслу властей, эти шаги должны привести к расширению налогооблагаемой базы, устранению коррупции и недобросовестной конкуренции», – продолжает Азизов. В то же время, уточняет эксперт, диверсификация экономики страны – это все-таки достаточно долгий процесс. Удельный вес ненефтяного экспорта Азербайджана – чуть более 10%, а доля ненефтяного сектора в ВВП по итогам января – мая 2018 года составляла 54%, хотя годом ранее равнялась 59%.

«В основном доходы от экспорта Азербайджан получает от экспорта нефти, в меньшей степени – от газа. То же самое касается и платежного баланса: экспорт нефти обеспечивает профицит счета текущих операций. Поэтому фактор нефти будет пока играть важную роль в обеспечении финансовой устойчивости экономики и притока валюты. Уменьшить зависимость от нее – стратегическая цель»,

– резюмирует Азизов.

Таким образом, Азербайджан находится перед перманентным риском падения нефтяных цен, а экономисты, считающие, что очередной цикл снижения неизбежен, рассматривают перспективы азербайджанской диверсификации весьма скептически. Резкое падение нефти чревато для страны новой инфляционно-девальвационной волной, когда вынужденное ослабление национальной валюты подстегивает рост внутренних цен.

«Из всех стран постсоветского пространства Азербайджан, наверное, пострадал от предыдущей волны кризиса больше всего, за исключением Украины, где была «революция достоинства»,

– отмечает российский экономист Василий Колташов, руководитель Центра экономических исследований Института глобализации и социальных движений. – Новый шок от падения цен на нефть также окажется очень сильным, хотя определенные сдвиги в плане диверсификации не могли не произойти просто в силу того, что рабочая сила подешевела, две волны девальвации маната сжали потребление и это дало преимущества для капитала».

Однако, продолжает Колташов, Азербайджан столкнулся с ситуацией, когда экономика нефтяного благоденствия показала свою серьезную ущербность, и в результате оказался в «одной лодке» с Грузией и Арменией, хотя раньше гордо возвышался над соседними государствами благодаря высоким ценам на нефть.

«Текущее повышение цен на нефть – это скорее скрытое предупреждение о новом грядущем падении, а все предпосылки мирового кризиса, которые были в 2007-2008 годах, не исчезли, кредитные пузыри надулись везде, не только в Европе и Северной Америке», – полагает эксперт.

В Азербайджане, разумеется, заявленную диверсификацию экономики не рассматривают в качестве панацеи от «нефтяного проклятия», поскольку по-прежнему остается актуален и проверенный метод действий в рамках нефтегазовой модели – наращивание физических объемов экспорта в случае падения цен на сырье. Недавний запуск Южного газового коридора (ЮГК) для доставки газа со второго этапа месторождения Шах-Дениз и включенного в него проекта TANAP – это меры как раз в рамках подобной стратегии. Максимальный объем поставок газа в Турцию по ЮГК составляет 6 млрд куб. м в год, а в Европу (начало экспорта намечено на первую половину 2020 года) – 10 млрд куб. м в год.

Но и такой очевидный способ поддержать падение доходов бюджета в случае падения мировых цен на углеводороды для Азербайджана не выглядит безупречным.

«Возможно, экономика Азербайджана действительно диверсифицируется, но это не отменяет внутренних проблем в нефтегазовой отрасли, накопившихся в стране, – говорит эксперт Финансового университета при Правительстве РФ Игорь Юшков.

– Прежде всего, это падение добычи нефти и газа, которое приобрело устойчивый характер. Переломить ситуацию можно, например, за счет более активных вложений в геологоразведку, но возникает вопрос: будут ли востребованы рынком дополнительные объемы нефти и газа из Азербайджана? Если брать самый близкий рынок – турецкий, – за него разворачивается очень серьезная конкуренция, в которой Азербайджану будет очень непросто. На европейском рынке газа придется столкнуться с интересами США».

Можно сказать, продолжает Юшков, что азербайджанские власти слишком увлеклись международными мегапроектами с явно завышенной стоимостью и сейчас проявляются негативные последствия этого.

«Когда Россию критикуют за огромные инвестиции в «Северный поток», стоит сравнить их с вложениями в проекты типа «Шах-Дениз» или TANAP – трубопроводные инициативы Азербайджана окажутся куда более затратными», – полагает эксперт.

В качестве контраргумента можно привести фрагмент из выступления Ильхама Алиева на недавнем заседании правительства, в котором президент страны подчеркнул, что конечная стоимость проекта TANAP – $8 млрд – оказалась существенно ниже, чем объем финансирования, определенный на старте (более чем $11 млрд). Однако есть и ряд случаев существенного удорожания проектов в нефтегазовой сфере. В апреле стало известно об увеличении с $1,5 млрд до $2,2 млрд стоимости модернизации Бакинского НПЗ имени Гейдара Алиева, завершение которой ожидается только в 2021 году с увеличением мощности переработки с 6 млн до 7,5-8 млн тонн в год. Как поясняло руководство SOCAR, это связано с тем, что никто из подрядчиков не берет на себя риск подписывать контракты с фиксированной стоимостью работ, поскольку в процессе реконструкции завода могут возникнуть непредвиденные расходы.

Наконец, трубопроводные мегапроекты в значительной степени финансировались за счет наращивания госдолга страны.

В начале 2017 года для строительства Трансанатолийского газопровода (TANAP) Азербайджан взял кредит Всемирного банка в размере $400 млн, а у Азиатского банка развития – $1 млрд для поддержки 2-й стадии разработки месторождения Шах-Дениз. Так что если три года назад госдолг Азербайджана находился на ничтожном уровне 7% ВВП, то на начало 2018 года он составлял уже 22,8% ВВП (почти 16 млрд манат, или $9,4 млрд). Это по-прежнему немного в сравнении с соседними странами Закавказья (госдолг Армении в начале года был равен 54% ВВП, Грузии – 48,3% ВВП), но динамика его роста вполне показательная.

Безынтеграционное пространство

Еще одна проблема экономики Азербайджана – это ее незначительный масштаб, ограничивающий потенциал пресловутой диверсификации.

«Азербайджан – маленький рынок, а на большом рынке – в масштабах всей мировой экономики – и так масса избыточных производственных мощностей. Азербайджан с этим конкурировать не может,

– говорит Колташов. – Когда цены на нефть были высоки, следовало задуматься о том, как стать частью большого рынка, который обеспечит маленькой экономике возможность диверсификации. Теперь же все страны будут вести себя жестко в отношении конкурентов, которые забирают прибыль: все в мире вслед за Трампом поняли, что прибыль надо оставлять себе. При таких условиях все, что маленькие экономики будут производить в промышленности, получится дорого – издержки на единицу продукции будут высокими. В ситуации, когда меркантилистская логика становится доминирующей, Азербайджан не может реализовать эффективную диверсификацию, хотя и способен воспользоваться новым повышением мировых цен на нефть. Дальше продавать нефть можно, но жить страна будет бедно, а социальный кризис неизбежен».

Впрочем, в ситуации, когда страна с относительно небольшим рынком неспособна реализовать актуальную экономическую стратегию, оказался не только Азербайджан, подчеркивает Колташов: «Если это не может даже Великобритания и Тереза Мэй просит у евробюрократии не выгонять ее из Евросоюза, почему это должен суметь Азербайджан? Что за боги управляют этой страной, не имея ни финансового центра, ни промышленной традиции за пределами нефтегазового сектора?

У Азербайджана только один пусть – стать частью какого-то большого рынка. Китай и Евросоюз Азербайджану ничего не дадут: Китай перегружен производственными мощностями, а Евросоюз интересуют только рабочие руки в неквалифицированных отраслях. Двигаться вперед можно только в блоке с Москвой. Но каких-то рецептов для Азербайджана, Армении, Белоруссии и других постсоветских стран у России, похоже, нет – надо идти со своими предложениями.

В России нет ничего такого, что нужно везти из Азербайджана. Наведут порядок в Дагестане – увидим такие же предприятия, какие сейчас создаются в Азербайджане, как в свое время российские металлурги заместили украинский прокат. А для тех, кто хочет импортировать, – вот квоты на ввоз вашей продукции».

Наиболее явным вариантом вхождения в более крупный рынок для Азербайджана, безусловно, является ЕАЭС. Однако существует ряд препятствий, включая карабахский вопрос: без его решения Азербайджан едва ли будет интегрироваться в блок, полноценным участником которого является Армения. Последняя же до недавнего времени занимала совершенно определенную позицию: даже статус официального наблюдателя в ЕАЭС не может получить страна, «которая проводит действия во вред страны-члена и всей организации», заявил прошлой осенью замминистра иностранных дел Армении Шаварш Кочарян.

Впрочем, в Азербайджане отношение к интеграции в ЕАЭС преимущественно скептическое. Как показал прошлогодний опрос, заказанный Центром интеграционных исследований Евразийского банка развития, 66% респондентов в Азербайджане высказывались по этому поводу отрицательно или «скорее отрицательно» – больше, чем в других странах СНГ. Хотя определенные плюсы интеграции для Азербайджана вполне просматриваются, в том числе в нефтегазовой сфере. Ориентация газовых проектов исключительно на экспорт уже ударила по внутреннему рынку, напоминает Игорь Юшков: из-за дефицита своего газа в 2017 году пришлось объявить о наращивании импорта из России. Выходом из ситуации, полагает эксперт, могло бы стать сближение Азербайджана с ЕАЭС, что дало бы основания торговаться о более выгодной цене на газ.

Тем не менее в Баку от интеграционных проектов с Россией не отказываются. В качестве наиболее перспективного рассматривается международный транспортный коридор Север – Юг, соединяющий иранские и индийские порты Индийского океана и Персидского залива с российскими портами Балтики.

О развитии этого транзитного коридора говорится уже почти два десятилетия, и в последние пару лет, после снятия международных санкций с Ирана, он, кажется, стал обретать реальность. В Азербайджане, в частности, началась модернизация железной дороги Баку – Ялама (станция на границе с Россией), а в 2019 году должна начаться реконструкция железной дороги Баку – Астара до границы с Ираном. Новый мост на этом погранпереходе был открыт в марте во время визита в Баку иранского президента Хасана Роухани.

Очередная эскалация международной напряженности вокруг Ирана вновь напоминает, что любые проекты с Исламской республикой находятся в поле постоянного риска.

Да и отношения Ирана с Азербайджаном стали улучшаться лишь недавно после двух достаточно сложных десятилетий. Очень многое в их дальнейшем развитии, как и в российско-азербайджанских отношениях, будет зависеть от подписания Конвенции о правовом статусе Каспийского моря, работа над которой шла много лет и завершилась лишь в конце 2017 года. Ожидается, что историческое событие состоится на V саммите глав прикаспийских стран, запланированном на 12 августа в казахстанском Актау.

Николай Проценко